Женщина в белом - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

— Вы очень добры, и я вам очень-очень благодарна. — Впервые нотки женственности мягко зазвучали в ее голосе, когда она произносила эти слова. Но в задумчивых и грустных глазах, которые были устремлены на меня, не было слез. — Я была в Лондоне только однажды, — продолжала она быстро, — и я почти ничего не знаю о нем. Можно ли нанять кэб? Или уже слишком поздно? Я не знаю. Если б вы могли проводить меня до кэба и если бы вы только обещали не препятствовать мне, когда я захочу оставить вас, — у меня есть подруга в Лондоне, она будет рада мне. Мне ничего больше не надо. Вы обещаете? — Испуганно озираясь по сторонам, она опять переложила сумочку из одной руки в другую и повторила: — Вы обещаете? — устремив на меня взгляд, полный такой мольбы и отчаяния, что мне стало больно.

Что мне было делать? Передо мной было совершенно беззащитное существо, и этим существом была одинокая женщина. Поблизости ни жилья, ни человека, с которым я мог бы посоветоваться. Я не имел никакого права контролировать ее действия, даже если бы знал, как это сделать. Я пишу эти строки неуверенно — последующие события мрачной тенью ложатся на бумагу, на которой я пишу, и все же я спрашиваю, что мне было делать?

Я сделал следующее: стал расспрашивать ее, чтобы попытаться выиграть время.

Я спросил:

— Вы уверены, что ваша подруга в Лондоне примет вас в такой поздний час?

— Уверена, но только обещайте оставить меня одну, когда я захочу, не останавливать меня, не препятствовать мне. Вы обещаете?

Произнося эти слова, она подошла совсем близко и с мягкой настойчивостью положила мне на грудь свою худую руку. Я отвел ее и почувствовал, что она холодна как лед.

Не забудьте, я был молод, и эта рука была рукой женщины!

— Вы обещаете?

— Да.

Одно слово! Короткое и привычное для каждого слово. Но я и сейчас содрогаюсь, вспоминая его.

Мы направились к Лондону, я и женщина, чье имя, чье прошлое, чье появление были для меня тайной. Казалось, это сон. Я ли это? Та ли это обычная, ничем не примечательная дорога, по которой я ходил столько раз? Правда ли, что только час назад я расстался с моими домашними?

Я был слишком взволнован и потрясен, чтобы разговаривать. Какая-то глухая тоска лежала у меня на сердце.

Снова ее голос первый нарушил молчание.

— Я хочу спросить вас, — вдруг сказала она, — у вас много знакомых в Лондоне?

— Да, много.

— И есть знатные и титулованные? — В ее голосе слышалось какое-то глухое беспокойство.

Я медлил с ответом.

— Есть и такие, — сказал я наконец.

— Много… — Она остановилась и вопросительно посмотрела мне в лицо. — Много среди них баронетов?

Я так удивился, что не мог сразу ответить. В свою очередь, я спросил:

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что ради собственного спокойствия я надеюсь, что есть один баронет, с которым вы незнакомы.

— Вы мне его назовете?

— Я не могу, я не смею, я выхожу из себя, когда упоминаю о нем! — Она заговорила громко, гневно, она погрозила кому-то худым кулачком, но вдруг справилась со своим волнением и прибавила уже шепотом: — Скажите мне, с кем из них вы знакомы?

Желая успокоить ее, я назвал три фамилии — двух отцов семейств, чьим дочерям я преподавал, и одного холостяка, который однажды взял меня в плавание на свою яхту, чтобы я делал для него зарисовки.

— Нет, вы не знаете его, — сказала она со вздохом облегчения. — А сами вы — человек знатный, титулованный?

— О нет. Я простой учитель рисования.

Не успел ответ, к которому, пожалуй, примешивалось легкое сожаление, слететь с моих губ, как она схватила меня за руку с поспешностью, столь характерной для всех ее движений.

— Не знатный! Простой человек! — сказала она как бы про себя. — Значит, я могу ему довериться!

Я был больше не в силах сдерживать свое любопытство.

— Наверно, у вас есть серьезные причины жаловаться на некоторых знатных господ, — сказал я. — Боюсь, что баронет, которого вы не хотите назвать, причинил вам много зла. Не из-за него ли вы сейчас здесь, одна, ночью?

— Не спрашивайте меня, не говорите об этом! — отвечала она. — Меня жестоко обидели, мне причинили страшное зло. Но если вы хотите мне добра, идите быстрее и не говорите со мной. Я очень хочу молчать, я очень хочу успокоиться, если только смогу.

Мы поспешно продолжали наш путь и около получаса не произносили ни слова. Время от времени я украдкой смотрел на мою спутницу. Выражение ее лица оставалось по-прежнему хмурым, губы были сжаты. Она вглядывалась в даль напряженно и в то же время рассеянно.

Показались первые дома, мы миновали предместье и вышли к городской школе. Только тогда лицо ее прояснилось, и она заговорила снова.

— Вы живете в Лондоне? — спросила она.

— Да. — И, думая, что, возможно, она рассчитывает на мою помощь в дальнейшем и что мне следует предупредить ее о моем отъезде, я прибавил: — Но завтра я уезжаю на некоторое время. Я еду в деревню.

— Куда? — спросила она. — На север или на юг?

— На север, в Кумберленд.

— Кумберленд… — Она с нежностью повторила это название. — Я бы тоже хотела поехать туда. Я была когда-то счастлива в Кумберленде.

Я снова попытался поднять завесу, которая разделяла нас.

— Вы, наверно, из прекрасного озерного края? — спросил я.

— Нет, — отвечала она. — Я родилась в Хемпшире, но когда-то я ходила в школу, недолго, в Кумберленде. Озера? Я не помню озер. Но там есть деревня Лиммеридж и имение Лиммеридж. Я бы хотела снова взглянуть на те места.

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6